Спасибо, папочка: что происходит с Бритни Спирс и что значит #FreeBritney

Я буду говорить честно. В 2018 году я была в туре [Piece of Me Tour]. Меня заставляли… Мой менеджер сказал, что если я не поеду в тур, мне придется нанять адвоката — согласно контракту, моя команда по опекунству может подать на меня в суд, если я не сделаю этого. Когда я сошла со сцены в Вегасе, он вручил мне лист бумаги и сказал его подписать. Я испугалась и в итоге поехала в тур.

После тура должно было пройти новое шоу в Лас-Вегасе. Я заранее начала репетировать — было сложно, я не выступала в Вегасе четыре года, нужен был перерыв. Но мне сказали, что мы не можем отклониться от графика. Я репетировала четыре дня в неделю. Фактически я сделала всё шоу — поставила большую часть хореографии, учила своих танцоров новым движениям. Я очень серьезно отношусь ко всему, что делаю. Есть множество видео с репетиций. Я была не просто хороша — я была великолепна.

Забавно слышать, как преподносят эту историю мои менеджеры. Все они говорят, что я не участвовала в репетициях и отказывалась от лекарств — хотя вообще-то я всегда их принимаю по утрам, а не на репетициях. Когда я отказалась репетировать один танец, я словно заложила огромную бомбу.

Была неделя, когда они относились ко мне хорошо, — и я сказала, что не хочу этим заниматься… Они отнеслись с пониманием и сказали, что если я не хочу участвовать в новом шоу в Вегасе, то никто меня не заставит, ведь я сильно нервничала. В тот момент я как будто скинула с себя 200 фунтов — шоу давалось мне слишком тяжело. Я просто не могла это вынести.

Через три дня после отказа участвовать в шоу в Вегасе мой терапевт сказал, что ему поступают звонки о том, что я не репетирую и не принимаю лекарства. Это была ложь. На следующий день он внезапно посадил меня на литий. Он отменил мои обычные лекарства, которые я принимала уже пять лет. Литий — очень-очень сильнодействующий препарат и совершенно не похожий на те, к которым я привыкла. Вы можете стать умственно отсталым, если переборщите с ним, если будете пить его больше пяти месяцев. Но он назначил мне его — я была словно пьяная. Я действительно даже не могла позаботиться о себе. Я не могла говорить с мамой и папой. Я сказала ему, что меня это пугает, — и мой врач приехал ко мне домой, остался и стал контролировать реакцию на новое лекарство, которое я вообще не хотела принимать. В доме было шесть медсестер — они не разрешали мне садиться в машину и ездить куда-либо целый месяц.

Все это было с его [отца] одобрения. Вся моя семья не сделала ничего.

Во время отпуска какая-то женщина приходила ко мне домой на четыре часа каждый день — усаживала меня напротив и проводила психологический тест. Это длилось целую вечность. Мне сказали, что я должна это делать. Потом позвонил папа и сказал, что я провалила этот тест или что-то такое. «Извини, Бритни, ты должна слушать своих врачей. Они планируют отправить тебя в домик в Беверли-Хиллз на реабилитацию. Ты будешь платить за это 60 тысяч долларов в месяц». Я час плакала ему в трубку и он наслаждался каждой минутой.

Там я работала семь дней в неделю без выходных — единственное похожее явление в Калифорнии называют секс-рабством. Они все жили вместе со мной — медсестры, круглосуточная охрана. Они наблюдали, как я переодеваюсь каждый день, — и даже видели меня голой — утром, днем, ночью. Я сдавала восемь ампул крови в неделю.

Если бы я не проводила никаких встреч и не работала с восьми до шести вечера, то есть по 10 часов в день, семь дней в неделю, без выходных, я не могла бы видеться с детьми или парнем. Я не могла влиять на свое расписание. 

Вот почему два года спустя я все это повторяю. После того, как я солгала всему миру, сказав, что со мной всё хорошо. Я думала, что если так скажу, то, возможно, стану счастливее. Я несчастна. Я не могу спать. Я так зла, это просто безумие. Я в депрессии. Я плачу каждый день.

Я говорю все это вам сейчас, потому что не понимаю, как штат Калифорния мог иметь все эти записи, судебные документы с моего предыдущего выступления — и не сделать абсолютно ничего. Просто нанять на мои же деньги другого человека и оставить в деле отца. 

Я хочу изменений. Я заслуживаю их. Мне сказали, что меня снова должны оценить (провести психологический тест), если я хочу выйти из-под опеки. Я не думаю, что это необходимо. Я сделала предостаточно. 

Я ничего не должна этим людям — я та, кто кормил всех этих людей во время туров. Почему я никогда не говорила об этом открыто? Честно говоря, я не думала, что мне кто-то поверит. 

Все, что я хочу, — владеть своими деньгами, чтобы это все закончилось. Чтобы мой парень отвез куда-нибудь меня на своей долбанной машине. Я правда хотела подать в суд на свою семью. Ещё я хотела рассказать всему миру о своей истории — рассказать, что они со мной сделали, не скрывать этого, чтобы это принесло пользу.

Моя семья открыто врет обо мне и даёт интервью любому желающему — и выставляет меня в глупом свете. А сама я ничего не могу сказать.

Прошло два года. Мой адвокат Сэм (Ингхэм) очень боялся, что я пойду напролом. Он сказал не говорить о том, что я была перегружена работой в этом реабилитационном центре, — иначе центр подаст на меня в суд. Он сказал, что я должна держать язык за зубами. С Сэмом мы разговариваем примерно три раза в неделю, вроде как мы выстроили отношения, но я его не выбирала. Я бы хотела самостоятельно выбрать адвоката.

В каком государстве люди могут владеть деньгами другого человека и приказывать ему, что делать?

ё работаю с 17 лет. Вы должны понять, насколько все худо, — я каждое утро просыпаюсь и знаю, что не смогу никуда пойти, если не встречусь с незнакомыми людьми. Это опекунство оскорбительно. Мы можем сидеть здесь и говорить, что опекунство помогает людям. Но есть тысячи опекунов, которые злоупотребляют своим положением.

Я хочу иметь возможность выйти замуж и родить ребенка. У меня внутри внутриматочная спираль, поэтому я не забеременею. Я хотела бы удалить ее, чтобы попытаться завести ещё одного ребенка. Но мне не разрешают пойти к врачу, они не хотят, чтобы у меня ещё были дети.